Уверенные в своей победе, жители Пальмиры не думали паниковать. Город принял праздничный вид перед свадьбой юного царя и Флавии Порции. После торжеств Зенобия и Лонгин уединились для беседы, разгоряченные кипрским вином.
— Марк предал меня! — опять начала царица. — Почему он предал меня, Лонгин? Разве я не прекрасна? Разве я не умна и не богата? — По ее щеке скатилась слезинка. — Что такое есть у племянницы Аврелиана, чего нет у меня? — Она усмехнулась. — Я спрошу его об этом, когда захвачу его в плен, Лонгин! Вот что я сделаю! Я скажу ему. «Аврелиан, что такое есть у твоей племянницы, что завлекло Марка Александра и отняло его у меня?» Ну, разве я не умна, Лонгин?
К счастью, она была пьяна. В ответ послышался тихий храп. — Кассий Лонгин уснул в своем кресле. Бокал опрокинулся в его руке, и сладкое красное вино пролилось на мраморный пол. Зенобия наблюдала, как струйка жидкости цвета крови медленно текла по белому полу. Она снова вздохнула и, неуверенно поднявшись, потянулась за графином, взяла его и медленно побрела по коридору, который вел в ее личные апартаменты.
На следующее утро она проснулась поздно и немедленно пожалела о том, что сделала в прошлую ночь. Яркий солнечный свет заливал ее спальню, заставив ее вздрогнуть от непритворного страдания. Получив предостережение в виде головной боли и раздраженного желудка, она не осмеливалась встать — ее тошнило. Она лежала неподвижно, мучаясь жестоким похмельем.
В комнату поспешно вошла старая Баб, сердито шлепая по полу сандалиями.
— Итак, ты наконец проснулась!
— Не кричи! У меня стучит в голове, — прошептала Зенобия.
— Меня это ничуть не удивляет. Но есть одна вещь, которую тебе следует знать. Несколько минут назад был зажжен сигнальный огонь в крепости Квазр-аль-Хер. Римляне идут!
— О боги! — выругалась Зенобия. — Почему они выбрали именно сегодняшний день!
— Да, они всегда были безумным стадом, — с ухмылкой поделилась своими наблюдениями Баб. — Давай я смешаю для тебя лекарства, которые снимут головную боль и тошноту!
Баб засуетилась, и Зенобия слышала, как она отдавала приказы девушкам-рабыням. Через несколько минут она вернулась, неся в руке маленький бокал, который вручила Зенобии.
— Выпей это! — скомандовала она голосом, не допускающим возражения, и царица повиновалась.
Через несколько минут боль и тошнота волшебным образом исчезли.
— Что там было? — спросила она Баб.
— Это смесь меда, фруктовых соков и трав, — ответила Баб. — А теперь позволь мне помочь тебе принять ванну, дитя мое, — вода все смоет.
Через час Зенобия стояла на вершине самой высокой башни в Пальмире и пристально смотрела на запад, в направлении крепости Квазр-аль-Хер, где сиял сигнальный огонь, хорошо заметный даже при свете яркого послеполуденного солнца. На дороге, ведущей к западу, она различала едва заметные клубы пыли, поднимаемой копытами верблюдов, на которых Руф Курий и его маленький патруль спешили укрыться за стенами Пальмиры. Вскоре Зенобия четко различила седоков. Она спустилась с башни, села в свою колесницу и поехала по городу мимо приветствовавших ее людей, навстречу всадникам.
Они с грохотом промчались через ворота, которые быстро закрылись за ними, и резко остановились перед колесницей царицы. Верблюды преклонили колени, всадники быстро спешились и приветствовали царицу.
— Все сделано так, как вы приказали, ваше величество, — сказал Руф Курий.
— А римляне? — спросила она.
— По меньшей мере два легиона, ваше величество. А может быть, и три.
Зенобия повернулась к Кассию Лонгину.
— Распорядись, чтобы протрубили тревогу, Лонгин. Кто находится за городскими стенами должны поспешить, пока не стало слишком поздно.
— А как же бедави, ваше величество? — спросил он.
— Они исчезли в пустыне, — сказала она с легкой улыбкой.
— Чтобы шпионить для нас, — пробормотал он, улыбнувшись в ответ, и ушел, чтобы исполнить ее приказ. Зенобия обратила взгляд на Руфа Курия.
— Вы все сделали хорошо, мой старый друг, и я благодарю вас за верность — вас и ваших людей. А теперь ступайте и проведите этот вечер с Делицией и своими детьми. Не думаю, что римляне появятся возле наших ворот до завтрашнего дня. Они попытаются напугать нас демонстрацией силы.
Он отдал Зенобии честь. Она взобралась на свою колесницу и быстро поехала ко дворцу. По всему городу разносилось эхо вновь и вновь звучавших предостерегающих сигналов труб, и опоздавшие и отставшие люди из предместий, не защищенных стенами, спешили укрыться за воротами. Прибыв на место, царица поспешила в зал совета, где должно было состояться заранее запланированное заседание. Она обнаружила, что советники и оба ее сына уже там и ждут ее.
Вопросы так и сыпались на нее, и она нетерпеливо подняла руки, требуя, чтобы все замолчали и дали ей возможность говорить.
— Мы не ожидаем появления римлян до рассвета, — заговорила она. — Они, скорее всего, сделают одно из двух. Либо утром мы увидим Аврелиана в полной боевой мощи, стоящего перед нашими воротами. Часто легионы ночью тайком подкрадываются к городу и на рассвете демонстрируют свои боевые порядки.
Это зрелище достаточно устрашающее. Либо у стен будет пустынно, вдали послышится слабый звук боевых барабанов. Этот звук с каждой минутой будет раздаваться все громче и ближе. Внезапно на горизонте покажутся римляне, марширующие идеальными рядами. Они заполнят горизонт, пока, наконец, не выстроятся перед нашими воротами. Эти уловки используются для того, чтобы запугать гражданское население. Поэтому горожанам следует рассказать об этом, чтобы они не боялись. Паника — вот главное оружие, используемое римлянами. Марий Гракх, сделаны ли запасы продовольствия, как я приказала?
— В царских амбарах запасено на несколько месяцев зерна, масла, маслин, фиг и фиников, ваше величество. Последние несколько недель мы закупали скот, который будем забивать и распределять по мере необходимости. Практически каждая семья в городе держит домашнюю птицу. Пальмира хорошо подготовлена, чтобы выдержать осаду в течение нескольких месяцев.
Зенобия кивнула.
— Римляне не продержатся так долго, Марий Гракх. Потом она взглянула на своего младшего сына Деметрия.
— Ты позаботился о колодцах в предместьях?
— Я со своими людьми лично посетил каждый дом, ваше величество, и внушил хозяевам, насколько важно разрушить систему водоснабжения, чтобы римляне не могли достать воды, — ответил он.
В семнадцать лет Деметрий был необыкновенно красивым молодым человеком, гораздо интереснее, чем его старший брат, похожий на их отца. Деметрий же был вылитая мать, с такими же, как у нее, темными волосами, парой томных серых глаз и в высшей степени чувственным ртом. Как и его мать, он был порывистый и страстный. Однако Зенобия подозревала, что Деметрий, подобно своему отцу, женится в зрелом возрасте. Он любил удовольствия и хотел насладиться, прежде чем придет пора остепениться.
Она наклонила голову в ответ на его слова и повернулась к Вабе.
— Желаешь ли ты что-нибудь добавить, сын мой? Юный царь отрицательно покачал головой.
— Кажется, ты Подумала обо всем, мама, — спокойно произнес он.
Зенобия бросила на него острый взгляд и повернулась к остальным членам совета.
— Кто-нибудь еще хочет что-то сказать? — спросила она.
Ответ был отрицательным, и она распустила совет.
— Останься, Ваба! — сказала она, и он услышал в ее голосе приказ.
Когда комната, наконец, опустела, она в ярости повернулась к нему.
— Никогда больше не вступай со мной в перепалку на совете! — воскликнула она. — Почему ты выбрал именно это время, чтобы ссориться со мной?
— Ты ведешь себя так, словно у Пальмиры нет царя, мама. Все считаются с твоим мнением: совет, народ и даже эти проклятые римляне! С моим мнением никто не считается!
— Ваба, Ваба, — бранила она его, — на карту поставлено само существование этого города. Завтра утром придут римляне. Они стремятся уничтожить нас. Неужели ты действительно полагаешь, что достаточно опытен и сможешь руководить обороной Пальмиры? Я сожалею, что во всей этой суматохе с твоим мнением как следует не считались, но сейчас не время ссориться! Я ожидала, что римляне не появятся еще по крайней мере три месяца, и вот внезапно они оказались у нас на пороге!